Шаг, ешё один, и ещё. Разворот. Шаг, ещё и ещё. Вздох.
Небольшая папка с бумагами летит на стол, в то время, как я плюхнулась на стул, проводя рукой по лицу, словно это могло снять волнение. Зачем я вообще взялась за это дело? Интересный случай? Неожиданное лечение? Сложный пациент, как раз как я люблю? Но ведь нельзя лечить родственников, близких и любимых людей. Четыре года. Четыре долбанных года, разве мы теперь близкие любимые люди? Джеймс давно забыл меня. Я стала ему не нужна ещё до того, как он вышел за двери бункера. А я? А я не хочу думать о том, что творится внутри. Он – чужой человек. Он слишком родной чужой человек. Скитания слишком поменяли его. А жизнь после утрат - меня. Мировоззрение, взгляды, отношение, привычки. Черт возьми, да даже внешний вид стал совсем другой. И дело не в странной потрепанности, что приобрелась за эти годы, дело во взгляде, в запахе, в прикосновении. Передо мной был  не тот человек, которому когда-то я сказала «да», которого обнимала ночами и которому шептала слова любви. Безразличие – последствие болезни или же новый образ жизни, истинные чувства?
Как же мне хотелось взять и трухануть его. Закричать, чтобы он услышал, там внутри – мой Джеймс. И пусть я на него безумно сердилась, пусть я его отпустила, пусть практически смирилась с неизбежным его отсутствием, но сейчас, когда он был тут я просто не могла опустить руки.  Я не могла оставить его в сладком небытие. Я должна была попытаться вернуть его из дурмана, в который он погрузился благодаря этому идиоту Ацуми, окончательно решившему вогнать его в состояние овоща. Поступить иначе и смириться? Нет. И пусть я до последнего буду уверять, что это лишь профессиональный интерес, сердце знает истинные причины. Разве может стать абсолютно чужим тот, кому самолично вручил когда-то душу, пусть он и разорвал её на куски. Но сейчас дело далеко не в личном.
Встаю, пальцами цепляя лист, который больше всего вызвал мою растерянность и наполнил раздражением, но внешне – полное спокойствие, отрешенное и так раньше бесящее его. И пусть внутри полыхает огонь, искры можно заметить лишь в отблесках глаз, в остальном же вывести меня из равновесия невозможно. И он не станет исключением. Нет. Не станет. Точка
- Паршиво это ты выглядишь. Все ещё. - Стакан воды и рассеянный взгляд на меня, присевшей возле него на корточки, прежде чем отвести его в сторону. Свет в кабинете был приглушен максимально, но всё ещё приносил дискомфорт мужчине. Плохо. Медленное продвижение. Слишком медленное, практически незаметное.
- Смотри. Смотри, Морван. – голос пусть и звучит спокойно, но полностью пронизан волнением и упреком. – ты видишь это? А знаешь, что это значит? Значит, что кто-то полностью плевать хотел на лечение, которым я пытаюсь тебе помочь. – Вздыхаю. – А ты же знаешь, что именно значат эти плюсики? Знаешь. - Хриплый уставший голос режет слух. В нем больше нет той самой сильной нотки, что заставляла собраться в любой момент. Теперь он тоже безразличен. Плохо. -  Лучше – Усмехаюсь. – Ещё бы, ведь гораздо приятнее видеть миленькие сны, чем окунаться в реальность. Там ведь хорошо, да, Джеймс? Что тебе в такие моменты видится, м? – Поднимаюсь, тут же отходя к столу и присаживаясь за него, беря в пальцы карандаш – это мой якорь, позволяющий сдерживать эмоции, а с этим пациентом сдержанность мне слишком необходима.. Я не могу долго находится рядом, лишь на таком расстоянии выставляются мнимые рамки пациент-врач. По крайней мере для меня.
- Я хочу, чтобы мы сегодня с тобой погуляли. – Чуть хмурюсь. Учитывая, как он проваливается в бессознательное забытье, сейчас не время переходить к прогулкам по лесу. Или все же?.. Смотрю как он очередной раз прищурился и отвел в сторону рассеянный взгляд. Нет. Рано. Увы. – Давай вернемся в день, когда тебе нанесли травму и который мы так усердно игнорировали все эти встречи, что у нас были. Ты помнишь? Но нет, не события. Какие звуки тебя окружали, какой запах? Какие мысли мелькнули в голове, прежде чем ты потерял сознание? Какие чувства охватили? – Кажется, глупый вопрос. Да и прошло четыре года, воспоминания должны были быть стерты целым ворохом новых. Но мне не важно то что именно он скажет – мне важно, как он это сделает. Он всё ещё противится лечению, блокирует собственные эмоции, ходит сюда. Потому что надо, а не потому что желает. А без этого, все наши встречи – никому не нужный бред, который не принесет результатов.

Добить? Нет, дорогой, сначала я тебя вылечу, а потом собственноручно придушу. Мелькнула в голове мысль, пока буквы ровным почерком ложились на бумагу, записывая слова на латыни, Предназначенные для дальнейших диагнозов. Если честно, я понятия не имею, на кой черт это делала, ведь я не отдам Морвана другому специалисту, а сама гораздо лучше запоминаю, просто глядя на эмоции человека. И, если для других мне нужны были записи, чтобы не забыть ничего, не упустить некие едва уловимые мелочи, то с Джеймсом было всё иначе. Моя голова запоминала каждый его вздох, скрытый стон и глухой взгляд. Долбанный Морван, где же ты прячешься в этом замученном сознании, истерзанном травмой и лекарствами? Ты придешь обратно. Ты вернешься. Я сделаю для этого всё. Если там, внутри тебя, остались хоть осколки того, моего Джеймса, то я непременно соберу их воедино, но нет, не для того, чтобы ты стал прежним, а для того, чтобы ты обрел себя. Если бы этот упрямый осел ещё проявлял хоть немного желания помочь мне, добраться до себя, было бы гораздо проще. Правда, я не могла особо жаловаться, мужчина шел навстречу, следовал лечению, отвечал на вопросы. Но я не видела одной весьма важной составляющей – блеска в глазах, желания. Он делал все лишь потому что надо. И это убивало меня. Плохая. Плохая идея стать его врачом. Но, я бы не смогла отдать его в чужие руки, особенно после той скотины, что пичкала его транквилизаторами.
Я злилась, сильнее сжимая карандаш, не обращая внимания, что слова становятся насыщеннее, а буквы врезаются в бумагу. Может быть я была тут из-за чувства вины? Или из-за того внутреннего тела, что все ещё тлеет при взгляде на брюнета? А может быть это банальное профессиональное любопытство? Идиотизм это. Сплелся в прекрасном букете с собственной глупостью. Морван, ну почему рядом с тобой я становлюсь такой? Когда то я считала, что лучшей, теперь же могу с уверенностью заявить – безумной и одержимой. Проклятье. Стоило откинуть прочь мысли и сосредоточиться на важном – на Джеймсе и лечении, которое он бы с радостью променял на дозу.
- Будь послушным мальчиком, и в следующий раз я принесу тебе вкусных блинчиков, дабы загладить свое неэтичное поведение. – Автоматически, абсолютно не задумываясь вторю его словам, откладывая в сторону карандаш, от которого болели пальцы, тут же откидываясь на спинку стула, приготовившись слушать то, что слышала уже не один раз, но не от него.
Как часто я слышала истории о смертях, о боли, о нападениях. Но сейчас, из его уст, все, словно становилось реальным. Мне казалось, я ощущаю запах крови и слышу стон. Надо оставаться безучастной, ведь я умела это как никто, натренированная годами практики. Только почему с ним так сложно? Вдох. Просто слушаю, улавливая не саму суть истории, а то, какие эмоции он вкладывает в нее, на чем делает акценты, и бровь плавно взлетает вверх, когда он изображает, как изымает стрелу. Он издевается? Возможно ли это? Нет. Просто он слишком часто это вспоминал. А подобное полуравнодушие хороший признак пережитого стресса, с которым он справился, а я, вопреки всему, словно завороженная слушала каждое слово, наполняя картину деталями. Наверное, поэтому, когда он замолчал и задал вопрос, я чисто автоматически на него ответила.
- Я помню, как пришли разведчики и сказали, что ваш отряд истреблен. – Мир завертелся в водовороте воспоминаний, пока я не моргая глядела в одну точку. - Наверное, тогда я впервые потеряла самообладание на людях, я метала попавшие под руку вещи, я орала, я дралась с теми, кто пытался меня успокоить, я бросалась, словно ошалевшая на вестника. Лгун. До сих пор пульсировало в ушах. Он жив!! Крик раненого зверя. И я оказалась права. Джеймс Морван просто не мог погибнуть в тот день. Абсурдное заявление, но оно помогло пережить мне не один день. Он не мог умереть, ведь мы не разобрались в наших проблемах, ведь у нас было слишком много троеточий. Не мог. Глупая вера.
И в этот самый миг я осознаю, что сказала слишком много вслух. Широко распахиваю глаза, и тут же хмурюсь. Да что с ним не так. Он хитрейшим образом воспользовался моим собственным трюком, но сделал это явно неосознанно. Вдох-выдох. Ерзаю на кресле, тут же наклоняясь вперед и упираясь локтями о колени. Я само спокойствие, а он мог и не слышать моих слов. Пора вновь становится врачом, а не шокированной женщиной, иначе я просто не смогу ему помочь. Мимолетное затмение развеивается так же стремительно, как налетело на меня. Пронзительно смотрю на расслабленную позу мужа. Бункер – слишком много воспоминаний. Слишком много совершенно не тех, ненужных воспоминаний.
- Так. – Выпрямляюсь, ведь решение, которое казалось совсем недавно абсолютно неправильным, теперь неожиданно стало тем самым верным и единственным. – Поднимайся, а то скоро на боках пролежни появятся, да и дивану пора от тебя отдохнуть. – Кручу в пальцах карандаш, ещё раз размышляя, может все же не стоит? Но голова уже шагнула вперед, а мысли утянули в ту идею, что созревала не один день. – Мы идем на прогулку, но прежде всего, хочу тебе напомнить, что это всё ещё продолжение сеанса, и нет, подушку с собой взять нельзя. – разворачиваюсь, взмахивая волосами, извлекая небольшие ключи и походный блокнот. Без него никуда, годы идут, а привычки не меняются. У меня всё та же жизнь, все то же окружение, все те же лица и минуты в часах. А что на счет него? Он повидал жизнь, он познакомился со смертью, он стал её спутником и предводителем, он спасал и пропадал, он взлетал и падал. Это место, после простора окружающего мира и блеска огней, должно давить на него. И, если я не ошибаюсь, то там, наверху, среди тихого шороха листьев и рядом с дуновением ветра, он будет чувствовать себя более уверенно. А, если ошиблась, мы отправимся на десяток сеансов назад. Но игра стоит риска.
- Расскажи мне о доме, где тебя приютили. – Я не упоминаю имен, не делаю акцентов, лишь веду мимолетную беседу, неспешно шествуя по пустому коридору. Нам понадобится меньше десяти минут, чтоб выбраться наружу. Ещё столько же, чтобы добраться до незаселенной, но дозволенной зоне окруженной лесом, некое подобие дикой природы в нашем уединенном месте. – Ты ощущал себя там в безопасности? Ты помнишь, что почувствовал, когда открыл глаза и увидел где ты? 

Интересно, насколько быстро я сама пойму, что мне требуется врач? Личный психолог, который сможет вскрыть мою черепушку и ужаснуться, понимая, какой огромный кавардак твориться там внутри, как все запутано и переплетено прошлое и будущее, реальное и то, что приходит во сне. Сны. Я уже слишком привыкла жить одна. Привыкла к потерям и переменам в моей жизни. Четыре года. Четыре, мать его года, и он появляется. Реализация долбанной надежды? Воплощение мыслей? Или я просто окончательно свихнулась, и теперь сижу где-то в комнатке, а это все происходит у меня в голове? До тех самых пор, пока начальство размашистой подписью не утвердит приказ о моей дисквалификации. Но нет, мне не светит палата и странное сумасшествие. Недееспособна, не полезна обществу, обуза –  такие быстро ликвидируются.
Прошлое тяжелым грузом лежало на мне. Что бы было, если бы он не пропал? Разделил бы он мою ношу? Нет. Я помню последний наш разговор. Он бы не принял, не понял, не признал. Верный системе. Только вот куда эта система нас заведет? Да что там, куда она уже нас завела? А ведь я многое видела изнутри, грязь, которую показывали налетом времени, скрывая всю мерзость происходящего. Страх и незнание лучшего – вот что правило людьми, вот что держало этот странный устрой.
Но ведь не время о нём думать. Передо мной слегка шатается фигура мужчины, который когда-то был моей жизнью. Теперь же, чужой человек, лишь отблеск того, кого я знала. Наверное, от этого ещё сложнее воспринимать всё происходящее. Если бы я могла изменить прошлое, хотела бы я, чтобы он не зашел в дверь бункера? Может быть для кого-то это был бы трудный вопрос, но я знала на него ответ. Нет. Нет. Я была готова раз за разом переживать эти четыре года, только ради того, чтобы вновь взглянуть в его глаза, в которых время от времени мелькает тот самый родной мне блеск.
Нет, я далеко не альтруистка. И где-то глубоко в собственном эгоистичном сознании прекрасно понимаю, что этот случай, во-первых, слишком интересный, чтобы его упускать, а во-вторых, я всё же искренне таю надежду в один день увидеть в глазах моего Морвана. И мысль о том, что этого больше никогда не будет лишь толкает меня дальше, отражаясь в более громком стуке карандаша по блокноту. Но все это одновременно пугало меня, до дрожи, когда я понимала, что, узнав друг друга вновь, увижу в этих самых глазах лишь презрение. Переживу ли я, когда он вновь решит уйти? А в том, что он так и сделает, я почему-то даже не сомневалась. Вопрос был лишь во времени. И в том, насколько быстро он реабилитируется, придет хоть в какое-то равновесие. А я сама вкладывала в его руки ключ от бункера, приближая ещё на шаг к нашему расставанию. Нет. Я не альтруистка. Я дура.
Вздыхаю.
Свежий воздух приносит одновременно облегчение и легкий страх. Каждый раз, поднимаясь на поверхность, я словно делала это впервые. Каждый раз по коже бежал целый рой мурашек, требуя вернуться назад, в привычную среду, в привычную атмосферу, в привычное окружение. Интересно, был бы у меня этот страх, если бы жизнь сложилась иначе? Ведь тогда, открытие дверей украло у меня жизнь. И теперь, каждый раз выходя, я боялась, что она перевернется вновь, но теперь, я уже этого не переживу. Странная личная философия. На сеансах с Джеймсом, я становилась одновременно и врачом, и пациентом, пытаясь исцелить собственные душевные раны. Выходило препаскудно.
Морван замер, а я последвала за ним, останавливаясь в нескольких шагах, переключая собственные мысли на то, что действительно было важно, для чего я вообще вышла в это подобие дикой природы, огороженное безопасной зоной. Безопасной… Ещё одна иллюзия, но разрушится она не сегодня.
Картины, видения, все они отражались в его глазах легким туманом, а я лишь стояла и не двигалась, растворяясь в том, что видела. Одновременно он и не он. Как бы мне хотелось обвинить лес, в том, что он украл его, тех, кто жил за стеной, что изменили его, холода, что обожгли кожу, воду озер, что касались её, вместо меня, женщин, что дарили ему свои объятия. Но я не могла. Это было не верно. Это во мне кричала от бессилия та Кортни, что умерла четыре года назад, падая на колени, перед тем, кто принес весть. Джеймс Морван умер. И он уже не возродиться. Пора было это принять, и просто познакомиться с тем, кто носил его личину, обладал его улыбкой, произносил моё имя его голосом.
- Врешь. – Слова жесткие и самоуверенные. – Помнишь. Но это кажется тебе слишком не важным. – Вздыхаю, подходя ближе, поднимаю руку, чтоб прикоснуться к его плечу, но не делаю этого. Что-то в его взгляде слишком хищное, что нет, не отпугивает – настораживает. Иногда мне кажется, что Морван самый адекватный из нас всех. А порой, что полностью безумен. И что из этих периодов нашего общения правда, наверное, я так никогда и не выясню. Не люблю это слово – никогда. – Я не могу помочь тебе, не сорвав корки с ран. Потому что они не зажили, Джеймс. Они лишь затянулись и гниют, убивая тебя. – Без эмоциональность. Сколько раз я говорила так с пациентами. Но только с ним говорить так было действительно трудно. Вдыхаю, обходя дерево и делая несколько шагов вперед, замирая у другого и прижимаясь к нему плечом пробегая пальцами по шершавому стволу. Такое необычное ощущение. – Безопасности нет нигде, и я не такая идиотка, чтобы этого не понимать. С той самой секунды, как открылись двери бункера, я осознала это четко. – Страшно ли мне было? О, можно долго играть во всесильную Кортни, но нет, ему я никогда не лгала, и сейчас не собиралась. Мне было до одури страшно. Но я слишком привыкла бороться с этим чувством, пропуская его через себя. – Каждый понимает, что в один день наши стены встретят тех, кого будет вести любопытство и жажда наживы. И никто не знает, на чьей стороне будет удача. – Не смотрю на него до тех пор, пока не беру себя в руки и взгляд в пустоту вновь становится осознанным и уверенным. Таким, который когда-то его привлек, таким, который сейчас явно бесил. – Но, это будет не сегодня, Морван. -  оборачиваюсь улыбаясь. – Ты видел многое, ты знаешь их всех, как никто, находящийся за этими стенами. Но об этом тебя не раз уже расспрашивали. Ходить по кругу, пока не найдем нужный поворот, возникший неожиданно – наша цель, и мы не выберемся из этого колеса, пока не найдем ручку. – что-то зашелестело высоко в ветвях, и на землю посыпались мелкие листья, я же, как перепуганный зверек вздрогнула, тут же отскакивая в сторону, поднимая голову вверх, глядя на то, что для меня казалось опасностью. Птица вспорхнула с ветки, взлетая ввысь. Это был её мир. Это был мир выживших. Это был мир Морвана. Мой же, скрывался за железными стенами.
- Последние годы ты прожил в месте, которое не ведомо мне. – Голос слегка дрожал и было трудно взять себя в руки. Сердце билось о грудную клетку, отдаваясь болезненной пульсацией в висках. Когда-то я перестану бояться, как ребенок. Наконец-то поворачиваю к нему голову. – Я не собираюсь возвращать тебе ту жизнь, которая тебе претит, Джеймс. Я не собираюсь принуждать тебя одеть оковы, которые ты хочешь скинуть. Я хочу найти то самое место в твоей голове, где деталька сломалась, дабы починить её, а может быть заменить, чтобы ты смог жить так, как хочешь ты. – Вновь эта слабость. С другим пациентом, я бы так не церемонилась. Черт тебя подери! – Что тебя больше всего впечатлило в новом мире, в котором ты очнулся, который ты принял и который принял тебя?

Чужой среди своих, свой, среди чужих. Так близко, но столь далёкий, а ведь когда был далеко, то казался таким близким. Абсурдность бытия, перед которой можно лишь склонить голову и принять либо отвернуться и забыть навсегда. Но я не хочу забывать, я хочу понять, и как врач и как жена. Жена. Кажется, это слово – часть того самого абсурда, что ворвался в нашу жизнь. Незнакомец, что подозрительно всматривается в моё лицо, то и дело настороженно оборачиваясь, словно ожидая от меня удара, скудно напоминает того самого Джеймса, вслед которому летела какая-то вещь со стола, вместе с криками о ненависти, что срывались с моих губ во время вспышки гнева, когда между нами пошла огромная трещина, превратившаяся в пропасть длиною четыре года. Узнать, познать и увидеть. Я не могла иначе. Сделать всё и даже больше, ведь вернувшись, он знал, что так и будет. И остановить это может лишь одно – его уход.
- Твоя мать была единственной адекватной личностью во всем этом балагане. – Фыркаю не сдержав эмоции, но губ касается улыбка. Лишь она меня всегда поддерживала, практически в любом решении. – Жаль, что тебя не было.. – когда она умерла так и осталось не высказанным. Зачем? Он ведь и так все понял. Вновь я слегка оступилась, выпуская на поверхность «жену», а не врача. Возможно, именно это поможет нашим сеансам, поможет ему. Либо же наоборот, откинет далеко назад. Покажет время. А сейчас пора было вновь становиться хладнокровной, и весьма вовремя я пришла к этой мысли.
- Джеймс, ты можешь много поведать и рассказать, многому научить, ведь там, в дикой жизни, было слишком мало людей, а чтоб оказаться за пределами на такой значительный срок, так ты единственный. – Голос звучит ровно. – Твои знания и умения могут спасти не одну жизнь, они могут помочь обезопасить наш дом, по крайней мере то, что мы им считаем. – Тихо вздыхаю. Смешное слово. Для меня давно это стало неким подобием личного ада, из которого я не могла вырваться, а потому единственное, что оставалось – плыть по течению, наслаждаясь теми крошечными моментами, когда адское пламя не так сильно разрывало своим жаром кожу. Как я буду себя чувствовать, когда весь этот мир рухнет? Паду вместе с ним или пересилю себя и покину его намного раньше, бросаясь в омут, вырываясь к.. свободе? Нет. В неведомом нет свободы, там лишь опасность, с которой я не справлюсь одна. Взгляд скользит по Морвану, задерживаясь на его ладони, глядя, как он сжимает пальцы, тут же разжимая их, словно в надежде, что там окажется какое-то оружие. Он справился. Он выжил. Но я не он. И он был не один.
Уголки губ вновь дергает улыбка, едва уловимо. Матильда. Да. Вот тот самый отправной пункт, на котором зациклилась его вечность, причина его болезни и её лечение. Матильда. Наверное, именно в этот миг мне пришла в голову гениальная, как по мне идея. Надо выбираться отсюда. Надо идти туда, где он начал новую жизнь. Потому что лишь так можно вернуть круг в свою колею, по спирали скручивая пружину воспоминаний. Но это будет не сегодня, да и не завтра, не на следующей неделе. Я знаю, зачем он ходит на сеансы. Не для того, чтобы вернуть себя, а лишь потому что ему необходимо это долбанное разрешение на работу. И чтоб стало легче... немного. Ведь он привык жить в таком состоянии, и это то, что держит связь с его жизнью, в которую не вхожу ни я, ни бункер.
- Почему её отец так проникся к тебе? – Сузив глаза, пытаюсь уловить изменения в его лице, но тут же отвожу взгляд, решая, что сейчас важнее голос, интонации. Ошибка, ведь глядя на то, что я считала дикой природой, внутри меня всё ещё начинало бешено колотиться сердце. Чёрт возьми, я не знаю, что должно произойти, чтоб я наконец то воспринимала всё это нормально. – Что ты сделал, что он не оставил тебя гнить в лесу, а поручил заботе собственной дочери? – Этот вопрос меня интересовал больше с его взгляда, ведь мне важно было, как он думает, особенно учитывая сложившуюся историю.  Я боялась одного, что где-то там, внутри него обитает другая личность, готовая закрыть глаза Морвану, населяя его разум тьмой и спонтанными решениями, которые приведут к слишком тяжелым последствиям. Зацикленность, агрессия, страх.
Пальцы касаются ствола дерева, мягко и аккуратно, словно оно сейчас может внезапно ожить и принести мне вред. Шершавая кора царапает кожу, слишком нежную для внешнего мира. Чересчур контрастно с ладонью Джеймса, словно внешнее отражение того, что у нас внутри. Вздох. Несколько раз моргаю, окончательно прогоняя из головы страх, надевая самую любимую маску безмятежности. Пол шага к дереву и прислоняюсь об него плечом.
- Лес, простор, воздух – это то, что добавляет тебе сил. В бункере ты чахнешь, ты теряешься, ты, словно загнан в угол. Если думаешь, это не видно, то ошибаешься. Вопрос в том, когда придут северяне, на стороне кого ты захочешь быть? Тех, кто внутри пытается спасти свои жизни, или тех, кто стоит на далёком холме, наблюдая за расправой?
Не важны его слова, не важны минуты раздумья, важно совсем другое. Взгляд, наклон головы, реакция тела. Я не хочу знать ответ. Но лишь он поможет понять насколько там внутри него всё изменилось. И может быть, это и будет тем самым билетом, к последнему пункту, за которым его ждёт та самая желанная подпись под словом «пригоден».

Пронзительный    взгляд на него, но не в глаза, а куда то дальше, глубже, пытаясь уловить есть ли правда в его смешке, пытается ли он за ним скрыть боль потери матери, того, что не был рядом, того что не смог ничего сделать? Ведь он любил её, я это знала. Тот Морван любил её. Сейчас же, ему явно было всё равно. Безразличие – самое мерзкое чувство, которое не приводит ровным счетом ни к чему, кроме апатичного диссонанса собственного сознания. Грустно.
- Я отрезала тебя от тех, кто мог навредить тебе. – И взаимно.. Но это остается не высказанным. -  В вашем деле главное доверие, ведь вы вручаете друг другу свою жизнь, впрочем, как и мы её вручаем тем, кто собирается нас защищать. – Вздыхаю, стараясь побороть дикое желание осмотреться. Пространство вокруг, слишком напрягает, но концентрация помогает сосредоточится на Джеймсе.
Ему явно становилось лучше, уже не выворачивает наизнанку, а глаза не бегают с сумасшедшей скоростью, в попытке отыскать точку опоры, чтобы осознать где он находится. Внезапные приступы ярости, которые так жаждал придушить Ацуми закончились, или он о них не рассказывает. Хотя, вид его однозначно желал лучшего, но уже сердце не замирало, когда взгляд касался его осунувшегося лица. Теперь оно не вызывало желания отвернуться, чтобы не смотреть дольше необходимого в красные глаза. Сколько они видели? Узнаю ли я когда-то хоть часть этого?
Ему не нравилась тема, что я поднимала, а я в любую секунду ожидала взрыв, эмоцию, реакцию его разума, кроме той, что он выдавал мне, тщательно обдумывая что может подать, а что нет. И пусть он считал, что я не улавливаю это, но я всё видела, даже больше, особенно в те моменты, когда его голос вздрагивал, и он замолкал, мысленно отправляясь в неизвестность, из которой мне оставалось его просто терпеливо ждать. А это я умела делать. Мне больше ничего и не оставалось. Лишь ждать.
Он сам не верил в свои слова, но оправдание собственных действий скорее нечто хорошее, ведь совесть не спит и совсем не надо, чтоб она долбила его разум, словно птица Прометея. Я лишь вновь вздыхаю, отводя взгляд на проходящих чуть в отдалении людей, махнув рукой, когда увидела знакомое лицо и удивленный взгляд. Редкость, когда я бывала в этой части Вудлона. Тем не менее, что-то подсказывало, что это лишь первый шаг к нарушению моих привычек.
- Вопрос не в том, что я думаю, а в том, что ты думаешь. – Я ощутила его напряжение кожей, словно оно коснулось меня сильным толчком энергии взгляда. И в нём не было ни доброты, ни смирения, ни привязанности. Лишь злость, что он явно скрывает где-то глубоко, и оставаться абсолютно безразличной внешне было всё сложнее. Опыт – единственное, что спасало, а также напоминание о том, что мы на сеансе, а не на увеселительной прогулке.
- Джеймс. – Вздыхаю довольно громко, но лишь для того, чтобы взять себя в руки, а голос всё так же монотонно холоден. – если я задаю тебе вопросы, значит они важны. А ещё важнее твои ответы, и ты прекрасно это знаешь сам, иначе твоя задница бы сейчас грела диван в комнате, а не находилась тут в прохладе возле меня. Хотя… - постукиваю пальцами о блокнот. – если ты считаешь, что ещё не готов, или мои методы неверны, то предлагаю вернутся обратно в кабинет, где ты сможешь и дальше дохнуть под полумраком ламп, занимаясь саможалением в надежде получить желанную подпись на разрешении. Но я не поставлю её, пока не буду считать, что ты готов. – любопытно было понять, взбесится ли он, от моего тона, отреагирует ли хоть как-то на нравоучение, или это не входит в его «делаю вид, что мне не плевать».
- Ты хотел назвать её имя? Назови. Ма-тиль-да. – занудно, даже сама себя бешу этим, но по другому никак. Он должен перестать реагировать, иначе это будет похоже на замедленный взрывной механизм, который несомненно сработает, принося непоправимые разрушения. – Матильда. Ничего трудного. – Наклоняю голову на бок, глядя на него, словно завороженная. – И, пока от её имени у тебя по коже не перестанет бегать дрожь, а зрачки не перестанут расширяться, пока от упоминаний прошлых событий не останется лишь пыль, не способная повлиять на тебя ни коим образом. – Пара шагов вперед и делаю то, что не должна – упираюсь пальцем в его грудь, чуть толкая. – И пока этого не произойдет, мы будем раз за разом срывать эту корочку с раны воспоминаний. Возвращаясь к теме, в поисках причины. Так что расширь свои уступки перед нашим обществом и моей персоной лично и добавь в список и ответы на любые вопросы, заданные мною.
Убираю руку, делая несколько шагов в сторону, отворачиваясь от него и открывая блокнот, чтобы сделать парочку записей. Но, почему то, мне кажется, что сейчас он просто придушит меня. Нет. Я не боюсь Морвана. Хотя многие и внушают, что зря.
- На чём мы остановились? Ах да. Что было самым первым, что ты в ней запомнил? – голос, глаза, фраза, улыбка, запах… Я не говорю вслух, потому что это подсказки, я рисую прямые палочки на листе, наблюдая, как чёрный стержень оставляет неровный след. Волнение. Спокойствие. Черт, почему так с ним сложно? Три, два, один.. – И если ты сейчас пошлёшь меня на хрен, то в следующий раз мы начнем с самого начала и будем вспоминать вновь то что и сегодня. –  Я не поворачиваюсь, просто оставаясь безликим голосом. –И так круг за кругом, пока ты не примешь это как данность.
Ровная полоса. Спокойствие. Захлопываю блокнот и поднимаю голову, глядя вперед на дерево, что всё ещё находилось слишком близко. Часть жизни, столь же неуместная тут, как и Морван. Звонкий выстрел сбоку, вынудил не просто вздрогнуть, а отшатнуться в сторону, буквально врезаясь в мужчину спиной. Листья зашелестели, птицы сорвались в небо с громким щебетанием, а я, словно загнанный зверь осматривалась вокруг, натыкаясь на огороженный отсек для стрельбы. Пара секунд, прежде чем перевести взгляд на Джеймса, ведь его реакция на случайный выстрел была намного важнее.
- Тренировка началась. Видимо, мы слишком задержались.
[indent]

Отредактировано Courtney Morvan (2018-04-11 23:23:27)

Злость, ярость, раздражение, всё это скользило в его покрасневших глазах и на какое-то чертовое мгновение, мне кажется, что он сорвётся. Хочу ли я этого? Понимаю Что хочу. Что желаю увидеть каким он стал, когда ему не надо надевать на себя эту дрянную маску, ради достижения собственных целей. Таки хочется крикнуть – Давай, ударь меня, закричи, сорвись… Но он же не сделает этого. Он сильный. Слишком сильный, для того, чтобы перевернуть все свои усилия, перечеркнуть их вспышкой гнева. И это важно.
Ему не нравятся мои слова. Ему не нравятся мои действия. Ему не нравится то, что происходит вокруг. Но выражает он это лишь одним взглядом, плотно сцепленными зубами, сжатыми кулаками. Трудно. Ему трудно в этом замкнутом пространстве, стены давят на него, потолки грузят. Его место там, за стеной, за пределами в бесконечных лесах. Но он вернулся. Как бы мне хотелось думать, что ради.. нет. Не ради меня. Если бы он хотел вернуться ради меня, то сделал бы это давно. Технический прогресс – вот единственное, что привлекает Морвана. Единственное, без чего он не может существовать, потому что ему нужна помощь. А когда он её получит, когда его разум наконец-то обретет желаемое он уйдет. А я отпущу его. Потому что нет больше моего Джеймса. Почему же в голове такое желание вернуть, достать оттуда из глубины? Бред.
- У нас разные понятия нормальности, Джеймс. – Тяжелое дыхание и бешенный стук сердца. Выстрелы, пули. Он привык к этому всему, я же – нет. Мой мир был наполнен другими опасностями, интригами, заговорами, убийствами скорее моральными, чем физическими. Страшная вещь, но ведь не обьяснишь тому, кто стал дикарём. Для него я – изнеженная жизнью дамочка, которая ни хрена не смыслит в реальности. Возможно, это так. Но в этом мы одинаковы, ведь он уже больше не разбирается в моём мире, как бы не думал обратное.
- Ты сам веришь в то, что нет причин, но причины есть всегда, и именно они отступная точка того, что закрутило всё твоё сознание в некий водоворот. – Хмыкаю. – Ты просто такой.. Какой, Морван? Какой? – голос спокойный, голова чуть наклонена на бок. – Ты не знаешь, потому что за последнее время, за всю свою жизнь ты постоянно другой. Развитие, перемены – это всё верно. Ты прекрасно приспособлен к подобной жизни, и это всё внутри тебя. Эта та жизнь, которая подарила тебе – тебя. Но ты узнал другую, и теперь не желаешь вложить отголосок прошлого в свою нынешнюю жизнь. Ты не хочешь этого. И это основная причина. Твои слова расходятся с твоими собственными желаниями и требованиями. И пока ты не помиришь их, ни черта у тебя не выйдет, а я буду биться головой о стенку, разбивая лоб в кровь, пока ты будешь стоять за дверью и смотреть на это, не желая повернуть ключ. - Он знал, он много знал, помнил и понимал, ему не стоило угрожать или пояснять, он всё прекрасно осознавал. – Нет лишних ртов. Работа есть всегда. – я так уверена в этом всём? Я давно пыталась понять, что происходит за закрытыми дверями совета. Нечто такое, что внушало мне легкий страх. Но я не была допущена в святую святых. Да что там – я не могла поговорить ни с кем о собственных опасениях. Гадкое чувство. Но разве об этом мы должны сейчас говорить? Нет. Морвану надо вылечиться. И его дерзость ни коем образом этому не способствовала.
- И не твоё дело судить что я позволяю себе с другими подопечными, а что нет. И тем более сравнивать - вторю его ледяному тону. Он прав, безусловно. – Другие не получают и трети того, что я пытаюсь дать тебе, и вытянуть из тебя. Другие бы уже были списаны, как непригодные к службе и отправились в коммунальный сектор, куда-то на кухню, или копать землю. Нечто безопасное, где никому не могут навредить, под постоянным присмотром. Другие.. – фыркаю – ты знаешь, что не другой. Так что умерь свой пыл. – пристально смотрю на него. – Могу поспорить, ты не позволял бы себе такой дерзости с другим консультантом. – Яростный блеск в глазах. Ему удалось кольнуть и вызывать эмоции у вечно сдержанной меня. Зачем? Ведь ни ему ни мне от этого не станет проще. – Сеанс окончен, Джеймс. – Вдох-выдох, я вновь становлюсь занудным доктором Морван. – Жду тебя завтра в назначенное время. – Небольшая пауза и пристальный взгляд. У меня появилась идея, её стоило реализовать. Но мне надо сейчас отправиться в зал, мне надо выплеснуть ту негативную энергию, что собралась в узел внутри, за нашу беседу. Тебе трудно, Джеймс, да? А мне? Но разве об этом хоть кто-то подумает? Железная Кортни. Естественно. Мне плевать, да. – В моём кабинете. – Разворачиваюсь, уходя прочь, всё ещё с сомнением поглядывая по сторонам, но через несколько шагов останавливаюсь, оборачиваясь. – Советую тебе отдохнуть сейчас. И Джеймс… Не подходи к стрельбищу. – Это был больше совет, чем указание. Но единственное желание в этот момент было ему врезать, несвойственное мне, но столь сильное. Взять за плечи и трусить, пока вся дурь не вылетит из головы. Если бы это помогло… Но нет. Нам предстоял трудный бой, не только с тем, что у него в голове, но и с тем противостоянием, что у него внутри.
Ох, Морван.
Помоги мне.